Россияне усиленно выгребают наличные с депозитов и при этом же рекордно кредитуются в банках. Сразу не разберешь — жизнь налаживается или гуляют на последние, без сдачи?
Потому что есть еще одна явно невеселая «денежная» новость: по кредитным картам количественно просроченных ссуд в стране достигло максимума за три года. Коллекторы объясняют это спецификой банковского продукта: «В период финансовых трудностей для многих кредитка становится инструментом покрытия ежедневных расходов, а это прямой путь на просрочку и рост риска дефолта», — заявил «Коммерсанту» президент Национальной ассоциации коллекторских агентств (НАПКА) Эльман Мехтиев.
Банки выдали россиянам 1,82 млн кредитов наличными за август 2021 года, что является рекордным показателем с 1991 года. Это на 7,7% больше, чем в июле этого года, а также на 28% больше августа прошлого года. По словам директора Объединенного кредитного бюро Артура Александровича, жители страны традиционно берут больше кредитов именно в августе.
Это связано с периодом отпусков, а также с другими сезонными факторами вроде подготовки к началу учебного года. В бюро также отметили, что граждане берут рекордное число кредитов уже третий месяц подряд. В июне 2021 года банки выдали 1,67 млн кредитов, в июле — 1,69 млн.
Но сентябрь принес новый сюрприз: в России возобновился резкий рост наличной денежной массы. Если за январь-август объем кэша в российской экономике вырос на 300 млрд рублей, то сентябрьский всплеск, сопоставимый по размерам с «обналичиванием» за предыдущие 8 месяцев, увеличил эту сумму почти до 600 млрд.
За первые две недели сентября объем «кэша» в обращении подскочил на 293,7 млрд рублей. Согласно оперативной статистике ЦБ РФ, из 11 рабочих дней с начала сентября лишь 6 сентября налички в экономике стало чуть меньше — 2,8 млрд рублей. Пиковый отток в «кэш» произошел 2 сентября: 55,5 млрд. Это второй с начала года по величине всплеск, предыдущий фиксировался 29 апреля (67,9 млрд рублей за день).
— Невозможно разделить движение денег и закредитованность. Дело в том, что это далеко неполная картина — россияне столько-то должны, у россиян такие-то сбережений, — считает доцент кафедры «Финансы и кредит» ШЭМ ДВФУ Максим Кривелевич. — А ведь есть сегмент населения, у которого тяжелейшая закредитованность, а есть спектр, у которого есть сбережения. Как в поговорке: у кого-то суп жидкий, а у кого-то бриллианты мелкие. Это два разных типа населения.
В России в течении нескольких лет было очень выгодно брать кредиты — действовало огромное количество субсидированных программ — по недвижимости, автомобилям и т. д. — кредитные ставки были очень низкие. И обеспеченные граждане с удовольствием брали кредиты, поскольку получалось, что ты берешь кредит по ставке меньшей, чем та, по которой вложены твои деньги на депозит. Но сейчас ситуация так выправилась, что кредиты подорожали, инвестиционные возможности растаяли. И сейчас кредит — это, скажем так, преимущественно удел тех, кому действительно нужны деньги.
Кроме того, значительно сузились возможности «серого» кредитования через микрофинансовые организации, через займы у физических лиц, через какое-то «серое» участие в предпринимательстве. И сейчас, по мере продолжения экономического кризиса, а он достаточно тяжелый, эти деньги выводятся и подъедаются. Поэтому общий отток средств из банков связан с этими двумя факторами: богатым стало бессмысленно хранить деньги в банках, потому что пропали инвестиционные возможности, а бедным просто нечего хранить. И плюс по кредиту надо же расплачиваться, в том числе по кредитам, которые не видны банковской системе — по займам. То есть деньги изымаются для того, чтобы оплачивать ранее полученные займы.
Еще интересный нюанс. Налоговая система стала гораздо жестче. Раньше было распространенным явлением, когда люди расплачивались друг с другом напрямую, была возможность продавать что-то за наличные. А теперь налоговое давление так усилилось, что теперь от него негде стало спрятаться.
Процесс обналички «серых» денег качественно изменился. Если раньше этим занималось огромное количество предприятий, предпринимателей, просто граждан, то теперь таких лазеек не осталось — все под контролем. И, естественно, это увеличивает общее бремя расходов, у людей не хватает денег на жизнь и подъедается запас, который достается в том числе из финансовой системы, из банковских депозитов. Экономический кризис плюс закредитованность, жесткий налоговый прессинг — все в совокупности приводит к этим вещам.
Но, скажем так, россияне еще не все подъели. Будет какое-то время продолжаться такое тихое доедание запасов, отложенных на черный день.
«СП»: — Такой вывод — на основе прогноза Центробанка России, который ожидает, что инфляция в сентябре достигнет пикового значения и приблизится к 7% в годовом выражении, а снизится до уровня 4% во второй половине 2022 года?
— Есть только одна хорошая сторона, касающаяся прогнозов — ЦБ РФ ни разу в них не угадал: все цифры, которые они предсказывали, в итоге оказывались плюс-минус в стороне от прогноза.
«СП»: — А вы рискнете сделать прогноз по инфляции, ценам и уровню жизни?
— Не рискну по одной простой причине. Прогнозирование возможно в системах, которые управляются неким объективным процессом. А у нас в стране единственный избиратель, который решает — какие партии придут в парламент, с кем воюем, а с кем не воюем и т. д. И вот от этого человека, я думаю, фамилию называть необязательно, зависит абсолютно все.
Дело в том, что у нас не монетарная инфляция, у нас инфляция издержек. Потому что вот придут к этому человеку люди из отраслей, серьезные лоббисты, и скажут — а можно, например, поднять тарифы на электричество, акцизы на топливо? Он скажет да, можно. И мы получим не то что 7% инфляции, но и 17% получим.
Или другой вариант. Придут к нему с просьбой заморозить акцизы на топливо и электричество и больше пока не поднимать. Он скажет, давайте, не будем раскачивать лодку. И будет в стране дефляция.
То есть в системе, которая управляется как бы чьей-то волей, невозможно делать прогнозы, поскольку будет так, как скажет этот человек. У нас же весь рост цен состоит из того, что государство говорит: а давайте увеличим акцизы на бензин и дизельное топливо. При этом ни один товар в стране, начиная от картошки и заканчивая космическими кораблями, не потребляется в месте, где они производятся. Картошку надо привезти с поля в хранилище, оттуда в магазин, потому еще покупатель везет ее домой. Все это бензин, солярка и электричество. И если увеличиваются акцизы на топливо — в стране дорожает ровно все. И получается инфляция абсолютно по всем товарам. То же самое с электричеством, которое нужно в любом процессе.
Инфляция у нас рукодельная. Поэтому ее нельзя прогнозировать в отсутствие понимания того, какие приоритеты сложились сейчас у человека, ну или узкой группы людей, от которых все это зависит. У нас есть единый игрок, он называется российский бюджет, который если начнет раздавать деньги населению — одна история, начнет забирать деньги — значит, другая история.
«СП»: — Одна другой интереснее…
— Но направление всегда одно. У нас ведь так называемое социальное государство. Это государство, которое вынуждено с каждым годом тратить все больше денег — оборона, спецслужбы, пенсии, стипендии, зарплаты и т. д. И каждый гражданин, чем бы он ни был занят, ждет в этом году от государства больших расходов на него, чем в прошлом. И государство каждый год дает больше населению, чем в прошлом году.
Но эти же деньги надо забрать назад. А это возможно проделать только двумя способами — либо через рост налогов, либо через инфляцию. Поэтому инфляция в нашем случае — это не какой-то побочный эффект государственной политики. Это один из столпов государственной политики. Мы вам насыпали восемь килограммов рублей вместо семи, но мы сделали так, чтобы каждый рубль в этом килограмме на одну седьмую весил меньше.
Прием, известный с времен золотого содержания в монетах Римской империи, очень старая тактика, используемая «социальными» государствами до сих пор. И в этих условиях, конечно, мы не можем получить отсутствие инфляции. Потому что для ее отсутствия необходимо, чтобы государство могло больше зарабатывать, а для этого нужны экономические свободы, которых как бы нет и не будет, потому что у нас народ закручивается на все гайки, какие только можно. А если денег больше не становится, а тратить нужно больше, значит, каждая монеточка должна меньше стоить, меньше весить. Поэтому будет у нас 7% инфляции или 17% или 5% — это уже те факторы, о которых я сказал, которые вне нашего контроля. Но то, что инфляция не будет низкой, не будет 1−2-3% — это очевидно, потому что для этого понадобилось бы прекратить повышение бюджетных расходов, которые только растут.
«СП»: — Больше всего кредитов берут в Ленинградской области, Санкт-Петербурге и Москве. А где Урал, Сибирь и Дальний Восток? Почему так — в этих мегаполисах потребностей больше или возможностей финансовых?
— Ни то, ни другое. Это показатель уровня оптимизма. Когда человек берет кредит, он думает, что завтра будет зарабатывать больше, чем сегодня. Поэтому регионы, где население испытывает больший потребительский оптимизм, активнее берут кредиты. Но вот если выйти за пределы Московской области и пойти дальше на восток — там у людей никаких ожиданий роста зарплаты или роста предпринимательских доходов нет. Поэтому они от кредитов и бегают. Берут кредит только когда уже совсем деваться больше некуда. А Москва и ее область, Санкт-Петербург и область и еще парочка регионов, ну, может, Сахалинская область, юг Дальнего Востока — это такой бурлящий котел, где у людей сохранилась надежда на улучшение каких-то своих условий. Для кого-то это зарплата, для кого-то предпринимательский доход, но смысл в том, что кредиты берут оптимисты. Возьмите Центральную Россию — откуда там оптимизм? Все там очень мрачненько.