На первый взгляд Луганск кажется вполне мирным городом. Ходит общественный транспорт, работают магазины и общепит, люди без опаски передвигаются по улицам, решают свои будничные дела. Разрушений почти не видно. Их много было в 2014 году, когда город подергался варварским обстрелам со стороны украинских карателей.
Но с тех пор постепенно Луганск залечил свои самые заметные раны. Однако стоит приглядеться, и приметы сражений, которые 8 лет стояли у стен города, а теперь отодвинулась примерно на сто километров, становятся отчётливо видны.
Среди прохожих очень мало мужчин молодого и среднего возраста. А из тех, что встречаются — большая часть одета в военизированную одежду.
На лицах женщин — затаённая тревога ожидания своих мужчин. А на некоторых и — скорбь.
В Луганске очень плохо со связью. С началом СВО на большей части ЛНР был отключён мобильный интернет. «Симки» российских операторов мобильной связи здесь бесполезны и даже опасны. Позвонить с них нельзя, а вот враг с помощью специальных электронных устройств, стоит обладателям таких сим-карт оказаться в прифронтовой зоне, вполне может вычислить местонахождения россиян, не выключивших свои телефоны. И, если вдруг по ту сторону линии боевого соприкосновения решат, что эта группа неосторожных гостей — подходящая цель, обязательно пустят туда ракеты или снаряды.
Плохо в столице ЛНР и с бытовыми благами. Во многих домах и квартирах нет воды и отопления. Горячая вода — вообще предмет роскоши. И всё же на фоне других городов республики — Луганск островок благополучия и относительно мирной жизни.
Именно из-за того, что город стал недосягаем для обстрелов украинской армии, здесь до отказа забиты все гостиницы и общежития: в них селят военных и строителей из «большой России».
А ещё здесь в больницах много раненных бойцов. В том числе из группы «Вагнер». В одном из госпиталей с товарищами, членами Союза писателей России из Москвы, Подмосковья, Великих Лук, Луганска читаем стихи перед переполненным залом. Между рядами — бойцы в инвалидных колясках. Когда готовились, было сомнение: а нужно ли солдатам это? И вот серьёзные взгляды, как будто ищущие в твоих строчках ответа на волнующие вопросы. Больше часа мы читаем, а бойцы не хотят расходиться. В конце — подходят поблагодарить за поддержку, пожать руку. Мы раздаём письма детей, книги, открытки со стихами, новогодние подарки. Чем можем…
В «красной зоне»
Другая наша цель — отвезти «гуманитарку», собранную во время акции «Русские писатели — Новороссии», в прифронтовой Лисичанск к разведчикам 4-й Бригады Народной милиции ЛНР.
Мы везём бинокли, рации, тёплую одежду, бронежилеты, продукты и медикаменты. И всё те же открытки с патриотическими стихами современных русских поэтов и письма детей. Хотя вооружённые силы республики официально как бы уже относятся к Российской армии, процесс реорганизации в боевых условиях идёт не быстро. Поэтому в подразделениях ЛНР порой не хватает самого необходимого снаряжения. И даже простые бинокли или рации сильно облегчают выполнение боевых задач.
Привычные навигаторы в смартфонах из-за отсутствия мобильного интернета не работают, поэтому приходится ориентироваться на дорожные указатели и старинный русский принцип: «Язык до Киева доведёт». Хотя в нашем случае, как пошутил участник нашего литературно-гуманитарного десанта, поэт Руслан Кошкин, в Киев пока рановато.
Скачанные заранее карты здесь тоже плохие советчики. Как узнаём мы от местных, во многих случаях лучше двигаться в объезд, поскольку дороги разбиты военной техникой, либо ведут прямиком к «украм».
Этот декабрьский день вопреки прогнозам синоптиков, выдался в Донбассе слегка морозным и солнечным. Среди светлых просторов особенно больно видеть чернеющие разрушения в освобождённых городках и посёлках.
Чем ближе к передовой, тем их больше. До сих пор здесь не редкость «прилёты» украинских снарядов и ракет. Как мы позднее узнали из новостей, даже в относительно далёком от фронта городе Счастье за несколько часов до того, как мы проезжали его, американскими ракетами HIMARS были разрушено несколько частных домов, 4 человека погибли и столько же получили серьёзные ранения.
К тому, что приходится жить в условиях смертельно опасной лотереи, люди как бы привыкли (хотя полностью привыкнуть к этому невозможно). Это можно сравнить с тем, как в мирной жизни мы смирились с тем, что автокатастрофы неизбежны. С той только разницей, что, уйдя с дороги, оказываешься в безопасности. А вот стопроцентной гарантии уберечься от прилётов в прифронтовой зоне быть не может, даже если сидишь в подвале. За Новоайдаром уже слышен грохот артиллерийских дуэлей. Поэтому, когда едешь через обгоревший сосновый лес и видишь дым, не сразу понимаешь: это дым из трубы замаскированной армейской землянки или последствия недавнего разрыва снаряда.
На блокпостах перед каждым городком или посёлком у нас проверяют документы, спрашивают цель поездки, осматривают машины.
Некоторые молодые бойцы начинают спрашивать с напускной серьёзностью, но потом, особенно, если пожелаешь удачи или подаришь пачку сигарет, смягчаются, как-то по-детски открыто улыбаются, охотно объясняют, как проехать.
В Северодонецке обугленные многоэтажки нависают над дорогой. Это можно было бы сравнить с виденной в каком-то фильме картиной апокалипсиса, но сравнивать не хочется, потому что в реальности намного страшнее.
Вот в этих домах ещё недавно жили люди. Где они теперь? Уцелели, успели уехать до начала ожесточённых боёв или их безымянные тела по частям извлекали из-под завалов и хоронили в братских могилах?
Мы останавливаемся возле привлекшей внимание надписи на бетонном заборе: «Пожалуйста, защитите наш город от нацистов», хотим сфотографировать её".
Тут же возле нас притормаживает машина с военным патрулём. Спрашивают, что мы здесь делаем. «Осторожнее, по газону не ходите, мины могут быть», — говорят нам, в очередной раз посмотрев документы.
В Северодонецке сбиваемся с дороги, долго блуждаем по улицам промзоны, где бронетранспортёры и танки встречаются чаще, чем легковые машины. Короткий зимний день уже близится к исходу. Солнце тускло просвечивает сквозь наползающие облака. Грохот разрывов становится глуше.
Изредка слышно даже стрелковое: видимо, где-то недалеко пытаются сбить «беспилотник». Наконец, нам удаётся найти понтонную переправу рядом с разрушенным мостом. По ней въезжаем в Лисичанск. Здесь должны ждать нас бойцы. Но связи с ними нет. Почти. Изредка, на двадцатый раз по местному номеру удаётся дозвониться, услышать несколько прерывающихся фраз и снова — короткие гудки. Пишем несколько сообщений с названием улицы, где остановились, с описанием местных примет, решаем ждать бойцов здесь, чтобы окончательно не потеряться или не заехать на линию боестолкновения.
Моё внимание привлекают написанные на старых покрышках, сложенных на месте разбитого забора надписи: «Живут люди», «Дети», «Не лазить». Глядя на разбитый дом за импровизированным «забором» трудно поверить, что здесь кто-то может жить, тем более дети.
«Когда стало ясно, что тут будут бои, я уехала с детьми на Урал к родным, — доверчиво рассказывает Ирина Софронова, живущая в разбитом доме. Видно, что ей мало с кем удаётся говорить в последнее время, и она спешит выговориться перед нами, случайными людьми, окликнувшими её. — А мой муж остался приглядывать за домом. Мы, когда приехали с детьми, откапывали его по частям…»
По словам Ирины, украинские военные, отступая, не жалели город, старались максимально сравнять его с землёй. При этом местных жителей всеми способами не пускали на территорию России. Грозили уголовным преследованием. Были и случаи, когда небольшие колонны, выезжающих на территорию ЛНР мирных жителей Лисичанска, расстреливали из орудий. Хотя были и те, кто поехал вглубь Украины, привлечённые рассказами о больших пособиях и бесплатном жилье. Однако большая часть обещаний оказалась неправдой.
Ирина вместе со своим двадцатилетним сыном ведёт в нас дом, где нет ни света, ни воды. Совсем недавно гуманитарщики передали печку-буржуйку. Поэтому в одной из комнат — почти тепло, когда есть достаточно дров. Ирина показывает нам разбитую снарядом стену в одной из комнат, затянутые плёнкой окна без стёкол.
Как чудо — в холодной мгле комнаты начинают звучать неуверенные, тонкие, ранящие сердце звуки рояля. Оля, младшая дочь Елены, очень любит музыку. Даже немного сочиняет сама. «Мы при Украине, в конкурсах участвовали, — улыбается Ирина, показывая видео на смартфоне. — Нас не хотели допускать, потому что Оля песню на русском пела. А в приоритете были украинский и английский, но я настояла, и мы заняли второе место».
Мать с гордостью смотрит на худенькую дочь, которая замёрзшими пальцами перебирает клавиши. Оля и сейчас продолжает ходить к преподавателю музыки, который бесплатно учит её прекрасному.
Ирина, несмотря на регулярную пальбу, боится сейчас не столько прилётов, сколько одичавших собак на улицах. Они, находя трупы в развалинах, уже не раз пробовали вкус человечины…
«Главное, на что я надеюсь, что после нового года здесь уже будут действовать российские законы, — улыбается мать, — пока очень много беспорядка в администрации и мизерные пособия».
Невозможно вот так просто уехать от этих людей, которые вопреки всему настроились зимовать на родной земле. Мы приносим им несколько пластиковых контейнеров с мёдом, передаём часть пожертвованных нам на «гуманитарку» денег.
Светлана Размыслович, поэтесса из Великих Лук, на прощание в эмоциональном порыве снимает с себя золотые серёжки. Протягивает Ирине: «Подарите дочери на Новый год. Ведь праздник скоро. У меня сыновья тоже музыкой занимаются, на аккордеонах хорошо играют. Мы ещё устроим выступление для вашей дочери!»
Стоять до Победы
Наконец, уже в сумерках подъезжает разбитая, потрёпанная машина с бойцами. «Придётся вам, ребята, ночевать у нас, в расположении, — первое, что мы слышим. — По темноте в Луганск возвращаться ещё опаснее, чем оставаться здесь, в «красной зоне». А мы и не против. Многое хочется услышать от этих, прошедших огонь и воду, и пока обойдённых медными трубами людей.
Мы передаём им привезённые вещи. Они неловко и искренне благодарят. Привезённый бронежилет уже через несколько часов будет надет — Андрею, разведчику, который пригласил нас на ночлег, рано утром идти на боевое дежурство. Отслеживать вражеские «беспилотники», наводить свои БПЛА на цели противника. Иногда приходится сутками сидеть в «секретах» в дождь и стужу без возможности просто попить тёплого чаю.
На таких бойцов враг буквально охотится. Как признаются они, всегда с собой должна быть «подружка» — граната. «Нам попадать в плен нельзя», — говорит Сергей. 8 лет назад он начинал воевать простым ополченцем, когда в отряде не на всех хватало автоматов Калашникова и порой приходилось пускать в ход противотанковые ружья времён Великой Отечественной войны. Сейчас вооружение, конечно, стало более современным. Но и враг несравнимо лучше вооружён и подготовлен, чем в 2014 году. Как и прежде бойцам Народной милиции ЛНР, нередко приходится воевать отбитым у противника оружием.
При нас бойцы изучают «уведённый» с помощью специальных электронных средств украинский квадракоптер. Теперь, после определённых «манипуляций» он должен послужить нашей армии.
Именно рядом с такими простыми бойцами чувствуешь — вот они, настоящие герои этой войны, которым в голову не придёт хвастать своими подвигами. Они воспринимают её как тяжёлую и нужную работу, которую надо довести до конца.
Открыв контакты в старом телефоне, они вдруг понимают, что из тех, с кем начинали воевать восемь лет назад, в живых остались единицы, и, тем не менее, а может быть, как раз поэтому, никто из них не покинет добровольно боевых товарищей. Пока хватает сил, пока на месте все части тела, они будут защищать свою многострадальную луганскую землю и всю Россию.